Истоки христианской православной диаконии: Христианская православная благотворительность в церковной истории

Прот., проф., д-р Деметриос Константелос

Мой доклад состоит из трех частей. Первая часть посвящена истории и происхождению диаконии. Во второй я провожу связь между свидетельствами о практике благотворительности в Древней Церкви и Церкви византийского периода. В третьей я рассматриваю вопрос, заинтересовано ли современное православие в благотворительной диаконии и участвует ли в ней и привожу некоторые свидетельства о современном видении и практике ряда Автокефальных Церквей и церковных организаций.

I

Для понимания истоков христианской православной диаконии и благотворительности в церковной истории совершенно необходимо изучение богословских и экклезиологических основ, а также исследование библейских оснований, христианского вероучения и культурной истории.

Наши ключевые термины - диакония и благотворительность - восходят к древнегреческой мысли и практике. В контексте христианской церковной истории нам необходимо рассмотреть богословские, христологические, антропологические, сотериологические и эсхатологические учения и мотивы. Каждая из этих основ должна быть изучена в рамках религиозной, культурной и интеллектуальной истории древнего христианства. Изучение благотворительности в церковной истории нельзя отделять от изучения всей истории в целом, вертикальной и горизонтальной, так как христианство - это историческая религия, обусловленная влиянием религиозных, мировоззренческих и культурных обстоятельства и практик, окружавших ее в момент появления и в период ее роста. Итак, необходимо рассмотреть происхождение, значение и применение обсуждаемых нами терминов.

Диакония и благотворительность были восприняты древней христианской общиной из языка, мышления и опыта древнего эллинизма. Термин "диакония" употреблялся для обозначения благотворительного попечения и практики, исполнения долга служения, как это видно из трудов Фукидида, Платона, Демосфена, Эскина и других. Благотворительность, от греческого "филантропия", т.е. philen ton anthropon - любить человека, начиналась как теоцентрическая концепция и была впервые употреблена автором трагедий Эсхилом при описании бескорыстной, даже жертвенной любви к человеку, примером которой служит жертва, принесенная полубогом Прометеем ради человека. Филантропия стала синонимом "агапе" - термина, впервые употребленного Гомером.

"Агапе" - слово, получившее видное место в христианском богословии, происходит от глагола agapao и agapazo. Гомер использовал его для выражения любви, приятия с любовью, радушного приема. Как мы увидим ниже, агапе и филантропия употреблялись как возгласы в первых богослужебных и молитвенных книгах Православной Церкви. Как богословские принципы оба эти понятия послужили своего рода трамплином для благотворительной диаконии Церкви.

Я привожу эти этимологические замечания, чтобы показать, что православная христианская концепция благотворительности в диаконии гораздо ближе к своим культурным и интеллектуальным истокам, чем к любой другой традиции. Это не удивительно. Христианство родилось в эллинистическом иудаизме, но распространялось, росло и расцветало в греко-говорящем и думающем мире. В течение по меньшей мере четырех столетий христианское движение было греческим и на греко-говорящем Востоке и на латино-говорящем Западе Римской империи. Как и в святоотеческой традиции, в большой части современной библейской науки христианство понимается как "исполнение", а не полное вытеснение сознания и опыта древнего мира - "исполнение" иудейских мессианских ожиданий и "исполнение" эллинских поисков богоявления Логоса или "неведомого Бога". Библейские нравственные учения христианства и формулирование его богословия обогащались языком, философскими убеждениями, религиозным опытом и нравственной практикой думающего по-гречески мира. Интересно, что многие библейские отрывки, читаемые на христианской православной вечерне, взяты из Ветхого Завета, написанного в эллинские века, например, из книг Премудрости Соломона и Сираха. Новозаветные книги тоже являются продуктами того же периода.

Вот несколько иллюстраций того, как скорее не древнееврейские, а греческие понятия были восприняты Церковью для объяснения и развития ее благотворительной диаконии. Как было замечено выше, хотя диакония в греческой мысли означала благотворительное попечение и служение любому нуждающемуся, в древнееврейской Библии благотворительность означает просто служение людям той же расы и веры. Филантропия в древнегреческой литературе имеет несколько значений, но в первоначальном смысле означает жертвенную любовь, а не просто доброту, благоволение к людям из того же народа, как мы видим это в позднейшей древнееврейской литературе. В Книге Второзакония Бог называется великим, крепким, а также ревнивым и ужасным. Бог также милосерден и милостив и исполнен безграничной любви и верности, но только к Своему избранному народу. В отличие от этого, Бог в греческой литературе (Эсхил, Платон, Плутарх) называется philanthropos, eleemon, euergetes-philanthropos (Человеколюбец, Милостивый, Благодетель человеку) не только по отношению к грекам, но и к любому человеку. Такие эпитеты широко использовались для молитвенного призывания Бога в песнопениях Православной Церкви.

Древнееврейский корень aheb относится прежде всего к любви между мужчиной и женщиной, но в своем богословском употреблении означает любовь Бога к народу Израиля и любовь Израиля к Богу и братьям-израильтянам. Благотворительность как практическая добродетель должна проявляться каждым в племени Израилевом, ибо дающий милостыню будет благословлен Господом. В Ветхом Завете подаяние еврея брату - бедному еврею совершенно необходимо (Втор. 15:7-10). Несмотря на встречающиеся упоминания о щедрости по отношению к язычникам, как, например, в вавилонском Талмуде, в течение многих веков в еврейской традиции объектом благотворительности были братья-евреи. В Пятикнижии рекомендуется давать милостыню "отпрыскам семени Авраамова... чисто израильского происхождения". "Жестокосердность есть только у язычников", "они жестоки и не имеют сострадания" - говорится у Маймонида, который приводит в поддержку своих взглядов несколько отрывков из древнееврейской Библии, таких как Втор. 14:1; 15:3; 15:11; Иер. 6:23. По отношению к язычникам израильтяне ведут себя иначе, ибо израильтяне - "дети Господни". Итак, израильтяне должны быть щедры к братьям-израильтянам.

В древнегреческом обществе agape, philanthropia, eleos и philoxenia являются обязательными социальными добродетелями, проявляемыми в благотворительных делах в пользу нуждающихся. В своих многообразных формах эти нравственные принципы присутствуют в ранней греческой поэзии, драме и философии. Состраданию к скорбящим и радушному гостеприимству придавалось огромное значение в микенском и архаичном греческом обществе (1400-700 до Р.Х.). Забота о странниках и просителях была нравственным императивом вследствие того, что эти люди находились под прямым покровительством божества. Главное божество, "ypsistos theos", Зевс, стал называться Ксением, покровителем странников. "Принимайте странников, кто бы они ни были"; "тот свят, кто принимает странствующего" - читаем мы в "Одиссее".

В древнегреческом обществе считалось, что когда бедняку отказывают от стола богатого или даже грубо изгоняют, гнев Фурий посетит виновного и накажет его, потому что "боги и Фурии существуют для просящих". Будьте милосердны и действуйте по любви - таковы были общие нравственные наставления. Беспокоясь о бедных, Гезиод (ок. 700 до Р.Х.) высказывался еще более определенно: хваля упорный труд и поддерживая умеренность в милостыне, он отстаивал благотворительность, праведные дела и уважение к страннику и бедняку. Гезиод пишет, что предлагая гостеприимство, необходимо "быть ни слишком расточительным, ни чрезмерно скупым" и что нельзя "смеяться над бедностью, которая гложет сердце бедняка". В классических греческих городах-государствах, будь то Афины, Фивы или далекий Акрагас, благотворительность в смысле бескорыстной любви, милостыни, жалости и заботы о сиротах, вдовах и престарелых практиковалась широко и щедро.

В последующие века под влиянием великих философов - Сократа, Платона, Аристотеля, Зенона и других стоиков, благотворительность воспринималась как долг по отношению ко всему "разоренному и покинутому человечеству везде и повсюду". Она была обычной религиозной обязанностью, социальной и экономической потребностью. Досократовские философы утверждали, что справедливость и равенство являются принципами божественного происхождения. Так учил Пифагор. Он придавал особое значение равенству и согласию в социальных отношениях.

Для великих мыслителей V и IV веков до Р.Х. благотворение ради добра было единственным нравственным основанием благотворительности. Главный принцип греческой религии и социальной мысли - божество благо и является источником блага. были благость божества и дело добра. Платон пишет, что "причину зла мы должны искать в другом, а не в Боге". Ни Бог, ни человек не могут быть благими, не передавая свою благость каким-то образом другим. Аристотель добавляет: "Если бы все люди соперничали друг с другом в нравственном благородстве и стремились совершать благороднейшие дела, было бы полностью достигнуто общее благо, а люди тоже смогли бы наслаждаться величайшим из благ, так как величайшим благом является добродетель". Таким образом, "дарить благо, не взыскуя возврата, морально приемлемо, а о ценности дара следует судить не по его внутреннему достоинству, но по духу дающего". Аристотель настаивал на идее "радостного дающего". Быть добрым значило творить добро.

Нельзя терпеть бедность, потому что она ведет к разрушению демократического государства и дает основу для социальных бунтов, пишет Аристотель. Профессиональное попрошайничество было запрещено не только обществом времен Гомера, но и Афинами Солона и Платона, а также Спартой. Тем не менее, бедность принималась как факт жизни, а милостыня - как ее облегчение. Греки требовали проклятия тех, "кто не дал воды жаждущему, огня - нуждающемуся в нем... [гостеприимства] или не указал дороги сбившемуся с пути страннику".

Именно в свете этой нравственной и интеллектуальной истории дохристианского эллинизма древние христианские авторы, апологеты и Отцы Церкви, такие как философ и мученик Иустин, Климент Александрийский, Василий Кесарийский, Синезий Киренский и схоласт Сократ, не только не отвергали, но принимали и поощряли изучение древнегреческих нравственных и интеллектуальных принципов в качестве предварения к христианству. Именно по этой причине прежде чем приступить к изучению социального этоса христианства мы должны обратиться назад и изучить его историческое развитие и перейти от гипотез к собранным свидетельствам. Политические и нравственные принципы древнего эллинизма являются общим наследием. Мы должны напомнить себе эту историю, чтобы мы как христиане не сочли благотворительность монополией христианства и исключительно результатом библейских учений. Как нам известно, история - это континуум, и в своей эволюции она несет многое из того, что восходит к глубокой древности. "Единственно новое в истории - это история, которую мы не знаем", говорил президент Гарри Трумэн.

Без тщательного исторического анализа языка, философских понятий и культурных явлений христианское богословие ведет к гетто-ментальности, деноминациональной и сектантской. Тем более православное кафолическое христианство не может игнорировать свою взаимосвязь к идеалами классического эллинизма. Каждый аспект мысли и жизни православия несет свидетельство о своей связи с эллинизмом. Православие совершенно справедливо проявило серьезное отношение к исторической эволюции и традиции, ибо мы знаем, что без знания пост-классической эволюции эллинской культуры было бы невозможно появление христианства как вселенской религии. Вот некоторые примеры того, как первые христиане расценивали значение эллинизма как предварения к христианству. В своей "Первой апологии", адресованной римскому императору Антонию Пию и его приемному сыну Марку Аврелию, философ и христианский мученик Иустин (ок. 110-165) объясняет:

Иустин был убежден в божественном происхождении и божественной природе всей истины и в праведности всех людей, которые любят ее и стремятся жить в согласии с ней. Он находил учения Платона почти идентичными истине в Библии. В своей второй "Апологии", глава 13, Иустин идет еще дальше:

Иустин называет философов "святыми людьми" (hosioi), а философию - великим достоянием. Он говорит как греческий философ, который в то же время любит говорить о своей христианской вере. Он предполагает, что поскольку все думающие и мудрые люди дохристианской эры участвовали в первородном Логосе (spermatikos logos), все они обладали божественными истинами. Но абсолютная истина была открыта Логосом Божиим (Ин. 1:1), Который вочеловечился, чтобы человеческое возвысилось до Божества.

Значение греческой философии как предтечи (aprodromos) Христа было прекрасно разработано несколько лет спустя Климентом Александрийским (153-217). Он пишет, что до пришествия Христа "философия была нужна грекам для праведности", и она была дана им Богом, "ибо Бог - причина всего". Он добавляет, что "философия была дана грекам прямо и прежде всех, до того как Господь призвал греков". "Эллинский ум" и "древнееврейский закон" стали учителями, прокладывающими путь верующему, "совершенному во Христе". Наряду с Иустином и Климентом многие убеждения греческих философов разделял Ориген Александрийский. Для Оригена библейские учения и философские рассуждения не были антитезами. Он не отвергал языческую мудрость, потому что ее источником считал Бога. Греческая философия служила той же цели, которую в древнем Израиле играло пророчество. Обе истины - божественная (явленная в откровении) и человеческая (приобретенная путем наблюдения, вопрошания и рассуждения), есть дары Бога. Есть синергия между Божеством и человечеством, двумя источниками, соработающими в распространении истины. К IV веку Иисус Христос стал восприниматься как точка соприкосновения иудейского Мессии и греческого Логоса.

Более поздние греческие отцы не только отвечали на религиозные вопросы своего времени, но и разработали богословие, которое понимало человеческую историю как предопределенную для вечного общения с Богом, достигаемого различными путями и соотнесенного со временеи. Они искали Бога во всех цивилизациях и во всем. Так, самооткровение Божие необходимо искать не только в библейском мире, но во всех "народах", и в экумене. Они поняли, что для греческой философии человеческое бытие представляет собой в сущности духовное бытие. Богословие досократических философов, таких как Фалес, духовная антропология Сократа и метафизические философско-богословские поиски Платона, нравственные императивы стоиков и другие учения греческих философов, историков и поэтов предлагали возможности для спасения за пределами ветхозаветных обетований. В трудах греческих апологетов и Отцов Церкви мы видим творческое напряжение между преемственностью и отсутствием преемственности с течением времени, между природным откровением и библейским богословием. Христианское откровение было для них реальностью, но в той же степени реальным было их убеждение в том, что Бог Писания есть вселенский Бог, опровергающий убеждение, что откровение, содержащееся в древнееврейской Библии, - единственное. Несколько авторитетных Отцов внесли свой вклад, осуществив синтез обоих подходов. В этом смысле Отцы смогли придти к здоровому синкретизму между христианской верой и греческой мыслью. Их никогда серьезно не заботил относительно хорошо описанный вопрос о примирительной вере и примирительном рассуждении, и они не видели антиномии между христианской верой и классической культурой. Они видели в них взаимосвязанные сущности, каждая со своим собственным духовным и интеллектуальным видением.

Влиятельные греческие отцы и церковные авторы, в том числе агиологи, возрастали в интеллектуальном климате, в котором уважались и христианская вера и греческая философия. Истина откровения в Писании и истина откровения в человеческом логосе понимались как два взаимосвязанных принципа и дары, данные человечеству Богом. Именно по этой причине они полагались на отрывки из Писания и греческие философские доказательные тексты. Св. Василий призывал молодых учеников изучать Гомера, потому что эпика Гомера наполнена нравственными наставлениями, ведущими к истине и добродетели.

Следуя примеру Василия и других каппадокийцев, греческое христианство Византии и пост-византийских веков никогда не утверждали, что все греческое в христианстве есть искажение явленной в откровении чистой библейской истины. Они видели более широкое приготовление к вторжению в историю воплощенного Логоса Божия, чем приготовление посредством пророков древнего Израиля. Библейское и святоотеческое наставление и древнегреческая мысль слились в систему веры, этоса и обычаев, которые определили ее континуум через все византийское тысячелетие. Они говорили языком Платона и цитировали греческих поэтов и философов и были хорошо знакомы с греческими идеями, риторикой и этикой; они были убеждены, что греческая философия есть орудие Божие для вселенского обращения к христианству. Древняя Церковь приняла классическую культуру как новую духовную силу, соединяющую греческий и римский миры с религиозным импульсом древнееврейского мира.

В качестве резюме позвольте мне обратиться к взглядам о. Иоанна Мейендорфа, который пишет:

"... принятие греческого языка и использование культурных и философских черт, заимствованных у эллинизма, действительно свидетельствовали о 'кафолическом' понимании Церкви... Христианское Евангелие пришлось провозглашать в мире, говорящем и думающим по-гречески. Это не было изменой Писании,... а прямой миссионерской задачей, начало которой положили первые поколения христиан и которую исполнили те, кого мы называем 'Отцами'".

II

Хочется отметить, что греческий язык в христианстве не обуславливает этническую принадлежность; он только отражает глубинную связь между эллинизмом и христианством. В конечном счете, греческий для христианства - это то же, что древнееврейский для иудаизма и арабский для ислама.

Все, сказанное мною до сих пор, имеет целью побудить нас к осторожности и воздерживаться от утверждения, что древний мир не знал благотворительности или не занимался ею. Но хотя мы не можем отрицать, что благотворительная диакония присутствовала в эллинском и нехристианском мире, мы знаем, что когда отцы Церкви говорили о диаконии и человеколюбии, они, как правило, обращались к Священному Писанию и ранней христианской литературе.

В язык Нового Завета человеколюбие вошло как теоцентрическая концепция со значением, синонимичным "агапе". "Благодать и человеколюбие Спасителя нашего, Бога, явились" в воплощении Слова, пишет апостол Павел (Тит. 3:4-7). Почему? Потому что "Бог так возлюбил мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную" (Ин. 3:16).

Благотворительность в диаконии - любовь на практике, стала отличительными знаком первой христианской общины. В противоположность нехристианскому миру христианство устранило границы и сломало расовые и этническое барьеры, провозглашая, что "нет уже иудея, ни язычника; ни раба, ни свободного, нет мужеского пола, ни женского", но все едины во Христе Иисусе (Гал. 3:28). В своем практическом приложении человеколюбие не ограничивалось иудеями, греками и римлянами. Оно подчеркивало, что "любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога; кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь" (1 Ин. 4:7-8). Нет лучшего описания природы и плодов христианской благотворительности, чем тринадцатая глава Первого послания апостола Павла к коринфянам. "Агапе" определяется как любовь Божия, выражаемая через событие вочеловечения Бога во Христе и как любовь человека к ближнему, растворяющая ненависть врага.

В ходе истории диакония человеколюбия Церкви развивалась под огромным влиянием не только жертвенной любви Христа (ср. Ин. 3:16), но Его учения, как мы находим его у Матфея (25:31-46):

"Придите, благословенные Отца моего, наследуйте царство, уготованное вам от создания мира: ибо алкал Я, и вы дали Мне есть; жаждал, и вы напоили Меня; был странником, и вы приняли Меня; был наг, и вы одели Меня; был болен, и вы посетили Меня; в темнице был, и вы пришли ко Мне... Истинно говорю вам: так как вы сделали это одному из сих меньших, то сделали Мне".

Я не знаю лучшего определения благотворительности в раннехристианской литературе, чем то, что мы находим в проповедях Псевдо-Климента, которые относят к третьему веку нашей эры. Мы читаем у него:

"Величие благотворительности заключается в том, что она подразумевает любовь ко всякому человеку, каким бы он ни был, вместе с телесным его видом... Благотворительность любит всякого и благотворит ему, потому что всякий есть человек, какими бы ни были его личные верования... Человеколюбивый человек делает добро даже своим врагам... Каждый есть ближний всякому, а не просто тому или иному. Ибо добрый и злой, друг и враг - все человеки. Поэтому тому, кто благотворит, подобает быть подражателем Бога, делающим добро праведным и неправедным, как Сам Бог милостиво дает Свое солнце и Свое небо всем в этом мире".

С этим отрывком перекликается Слово св. Иоанна Златоуста о воскрешении Лазаря и о богатстве. Св. Иоанн пишет:

"У меня нет презрения ни к кому, потому что всякий как тварь Божия достоин внимания, даже если он раб или недостойный. Я не гляжу на положение в обществе, а на добродетель. Я не вижу хозяина или раба, а вижу человека... Небо открыто, солнце светит, луна поднимается, все наполняется воздухом, источники дают воду, моря открывают просторы для каждого человека; Сын Божий вочеловечился для каждого человека. Господь мой отдал Свою жизнь человеку; кто я, чтобы презирать кого-либо? Как мне получить прощение?"

На основе этого и других библейских учений Христианская Церковь разработала нравственное богословие, которым руководствовалась в своей благотворительной диаконии в византийские и пост-византийские века. В течение первых трех столетий благотворительная диакония Церкви ограничивалась раздачей вещей бедным и заботой о сиротах, вдовах и престарелых. Милостыня была обязанностью каждого верующего.

Таким образом, попечение о сиротах и вдовах, кров странникам и путешественникам, хлеб голодным и вода жаждущим, одежда нагим и посещение больных, помощь заключенным и ежедневная милостыня - все это настоятельно рекомендовали не только "Дидахи", но и Климент Римский, Игнатий Антиохийский, Поликарп Смирнский, Тертуллиан Карфагенский и другие, серьезно относившиеся к процитированными выше наставлениям Христа.

И только после IV века, когда закончились гонения Диоклетиана, и Римская империя привыкла к популярности христианства, а церкви приспособились к светскому миру, христианская благотворительность приобрела организованный характер. После царствования Константина происходит институцаилизация благотворительности. Церковь либо строила, либо контролировала больницы, сиротские дома, дома для престарелых, богадельни, странноприимные дома, исправительные учреждения и другие службы социального обеспечения. Благотворительная диакония больше не ограничивалась милостыней от человека человеку, а превратилась в служение, осуществляемое через благотворительные учреждения. Святоотеческие источники свидетельствуют, что христиан не заботило, что нехристиане думают о них. "Имеет значение не сила убеждения для привлечения неверующих, а внутреннее величие христианства, которое не может не производить впечатления на других". Они считали, что христианство завоевывает все больше приверженцев благотворительной жизнью верующих, а не разговором о своих достоинствах. Именно благотворительная деятельность Церкви привлекала многих в ее ряды. Она впечатляла даже ее врагов, таких как Лукиан, Гален и император Юлиан. В своих попытках возродить древние верования и обычаи Юлиан писал послания языческим жрецам, призывая их подражать христианским священникам в благотворительности. "Добродетель, которую они ввели в обыкновение, была нашей, но ее взяли и возвели в обычай нечестивые галелиане", писал Юлиан Арсакию, главному языческому жрецу.

Одной из наилучших сторон византийской цивилизации была благотворительная диакония Церкви, императорского двора, богатых людей, а также монашеских общин. Православное богословие не отделяло веру и духовную жизнь от участия в общественных вопросах и проблемах. Василий Великий, выходец из богатой семьи, вышколенный в греческой классике, стал монахом и затем архиепископом. Благотворительность была неотъемлемой частью его служения, он явил пример создания комплекса институтов социального попечения - больницы, лепрозория и сиротского дома.

Василий, его друг Григорий Богослов и другие считали, что ничто так не уподобляет человека Богу, как "to efpioen", добрые дела - принцип, перекликающийся с древнегреческой мудростью, подчеркивающей, что "помогать всем нуждающимся... своей щедростью значит добиваться бессмертия".

Со временем Церковь разработала богословие благотворительности на основе своей экклезиологии, христологии и эсхатологии. Церковной основой благотворительности в диаконии была вера в то, что Церковь является увековеченным в веках Христом, что это община, задача которой строить общество на новых основаниях. Литургии и богослужения, святоотеческие писания и жития выражали веру в то, что христиане являются членами "народа святого", "царства Божия" на земле. "Народу святому" необходимо принять и освятить общественное служение, принять в нем участие и управлять им".

Наверное, никто не продемонстрировал в теории и на практике благотворительный дух Церкви лучше, чем св. Василий Кесарийский. В глубокой и трогательной молитве, включенной в носящую его имя литургию, Василий призывал Церковь поминать все начальства и власти, вскармливать младенцев и учить молодежь, поддерживать престарелых и утешать слабых духом:

"…мучимых духами нечистыми освободи, плавающих сопровождай, путешествующим сопутствуй, вдовам покровительствуй, сирот защити, пленных избавь, больных исцели. Находящихся под судом, и в рудниках, и в изгнании, и на горьких работах и во всякой скорби, и нужде, и беде вспомни, Боже, и всех, нуждающихся в великом Твоем милосердии: и любящих нас, и ненавидящих, и поручивших нам, недостойным, молиться за них…Ибо Ты, Господи, ­ помощь беспомощных, надежда безнадежных, обуреваемых спаситель, пристань плавающих, врач больных; Сам будь всем для всех, зная каждого и прошение его, дом и нужду его".

В византийскую эру Церковь, в том числе ее монашеские общины, часто предоставляла необходимое социальное обеспечение большому слою населения империи во все времена ее существования. Как было уже отмечено, она брала под свою опеку сирот, вдов, стариков и инвалидов, чужестранцев и безработных; она добивалась освобождения военнопленных и несправедливо взятых под стражу. Во время эпидемий, землетрясений и других стихийных бедствий Церковь играла важную роль, заботясь обо всех. Кроме Василия, отца институциональной благотворительности, блестящими примерами социального учения и служения Церкви являются Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Аттик Константинопольский, Иоанн Бессребреник Александрийский, Феофил Филадельфийский, Афанасий Константинопольский.

Позвольте мне проиллюстрировать вышесказанное примером менее известных церковнослужителей. Когда византийские императоры поставили суды под контроль епископов, они сделали это в силу того, что многие епископы проявили себя как люди подлинной честности, способные совершать правосудие в равной степени по отношению к христианам и нехристианам. Образцовый епископ был олицетворением любви и справедливости, был щедр в своей благотворительности, прощал всех и сочувствовал всем, был способен изменять нравы своей паствы и делать своих членов более цивилизованными. Епископ Тимофей, поставленный на Преконнесскую епархию, в которой многие занимались пиратством и которой едва коснулась цивилизация, сумел своей любовью и настойчивостью изменить образ жизни людей.

Более выдающимся, чем Тимофей, но менее известным, чем Василий и Златоуст, был патриарх Аттик, живший в V веке. Под его руководством Церковь столицы распространила свои благотворительные программы на бедных других церковных юрисдикций. Историк Сократ рассказывает, что Аттик "был настолько щедр, что не только обеспечивал бедных своих собственных приходов, но и передавал пожертвования на нужды и утешение бедствующих в соседних городах". Один раз он послал Каллиопу, пресвитеру Церкви в Никее, триста кусков золота (номизматов), чтобы помочь ему в его заботах о бедных.

Приводимое ниже письмо представляет собой интересный источник сведений о бедных в Никее и о реакции Церкви на бедность. Аттик пишет Каллиопу:

"Мне сообщили, что в твоем городе нуждаются десять тысяч людей, положение которых требует сострадания благочестивых. И я говорю "десять тысяч", обозначая их множество, а не точное число. Поскольку я получил некую сумму денег от Бога, Который жаждет щедрой рукой напитать верных пастырей, возьми, друг мой, эти триста кусков золота и раздай их, как считаешь нужным. Твоей заботой будет, я не сомневаюсь, раздать это тем, кто стыдится просить, а не тем, кто всю жизнь стремится накормить себя за счет других. Давая эту милостыню, не делай различия на религиозных основаниях, но корми голодных, разделяют они наше отношение или нет".

Как свидетельствует пример Аттика, церковнослужители старались не поддерживать профессиональных нищих и тех, кто отказывается работать. Вторым примером является диаконисса Олимпия, очень щедрая женщина, но и осторожная в своей щедрости. Иоанн Златоуст пишет ей письмо, советуя быть более разборчивой в своих пожертвованиях:

"Я приветствую твои намерения, но знаешь ли ты, что стремящиеся к совершенству добродетели по Богу должны раздавать свое богатство бережливо… Поэтому ты должна смотреть на свое богатство как принадлежащее Владыке твоему и помнить, что тебе придется дать отчет за его распределение. Если я тебя убедил, ты будешь впредь выверять свои подаяния по нуждам просящих помощи. Так ты сможешь расширить круг своей благотворительности".

Другая ученица Златоуста, Никарета, и давала деньги и сама помогала больным и бедным. Она происходила из благородной семьи, но предпочитала жить, служа своим ближним. Ее современник, историк Созомен, рассказывает, что Никарета "умудрялась удовлетворять все нужды своей семьи и делать большие пожертвования другим. Будучи человечной, она готовила множество лекарств для больных бедных, и ей часто удавалось вылечить больных, которые не получали никакого блага от умения обычных лекарей".

Считалось, что все священнослужители должны заботиться о бедных; это рассматривалось как необходимое условие для рукоположения. Когда какая-либо кафедра вдовствовала, миряне искали кандидатов, известных своей благотворительностью. Например, после смерти Патриарха Аттика встал вопрос, кого из трех достойных пресвитеров выбрать его преемником - Филиппа, Прокла или Сисания. Историк Сократ рассказывает, что "все миряне были сердечно привязаны к Сисанию, потому что он был известен своим благочестием, и особенно потому, что был усерден выше своих сил в своем попечении о бедных". Патриархом был избран Сисаний, и хотя он умер через два года служения, "он был заслуженно знаменит своей воздержанностью, чистотой жизни и попечением о бедных".

Другим примером является Феодорит, родившийся в богатой и титулованной семье. Когда его родители умерли, они оставили ему богатое наследство, которое он раздал на благотворительность. Он передал свои имения церквам и другим институтам, отказался от своего социального положения и привилегий. В течение нескольких лет он жил монахом, пока не принял священный сан и стал епископом Кирра. За время его епископства на этой кафедре этот маленький городок стал знаменитым центром духовности, великолепия и процветания. Он украсил город, построил канал для снабжения города водой, починил бани, возвел общие галереи и построил два моста. Когда Феодорит принял епископский сан, Кирр был незаметным городом, изолированным, безобразным и раздираемым сектами, беспорядками и странными формами христианства. Он пользовался славой воровского логова. В городе было мало умельцев. Феодорит убедил людей заняться различными ремеслами и искусствами. Так появились архитекторы, каменотесы, плотники, строители и т.д.; в городе поселились искусные лекари. Один лекарь, рукоположенный пресвитер, "отличался не только высоким священническим саном, но и мудрым лекарством". Врач-священник, осуществлявший и священническое призвание и занимавшийся медициной, продолжал дело мучеников-бессребреников, то есть, таких лекарей, как Косьма и Дамин, которые не брали платы за свои медицинские услуги при условии, что их нехристианские пациенты обратятся ко Христу. Феодорит называл себя человеком, погрузившимся в "суматоху тысячи дел в городе и за его пределами, военными и гражданскими, церковными и светскими".

Конечно, упомянутые выше люди были не простыми людьми - они являли собой пример для окружающих. И из того, что приписывалось этим людям, мы узнаем о том, что ценили их современники

В период между 330 и 1453 годами мы видим в крупных городах империи почти сотню благотворительных институтов, попечителями которых являются церковные деятели, такие как Феодорит, или императоры и миряне. Даже в самый критический период истории Церкви в греческие средние века Церковь держалась своих принципов. Бедность, гражданские войны, постоянные нападения оттоманским турков, смятение после Флорентийского собора сделали жизнь в Константинополе, Салониках и других греческих городах опасной и неопределенной. Тем не менее, и тогда были церковнослужители, которые не оставляли простых людей в их нужде. В прекрасном слове студентам и молодым людям Геннадий Схоларий настоятельно призывал их стремиться к лучшему в жизни, "творить без ненависти и думать об образовании как о лечении. Думайте об образовании как более важном, чем деньги. Давайте кров чужестранцам, чтобы вам не стать чужими Богу. С радостью давайте хлеб тем, кто голоден"...

Благотворительная диакония Православной Церкви в византийскую эпоху стала прототипом для западной Церкви и оказала влияние на исламский мир в период после VII века. Но с точки зрения рассматриваемой здесь темы гораздо важнее, что благотворительность Православной Церкви Византии вдохновила развитие социального сознания и благотворительной диаконии народов, обращенных в христианство ее миссионерами.

Ранние русские летописи повествуют о том, что Киевский князь Владимир, приняв христианство, не только немедленно сам преобразился, но и основал благотворительные учреждения для своего народа. Бедные и слабые, больные и все нуждающиеся получили помощь и защиту. Эти благотворительные действия приписываются лично Владимиру, а не Церкви. Жизнь и политика князя Владимира после его крещения напоминают Константина и его правление. Точно так же для древней Русской Церкви и Церкви славянских народов прототипом послужили богословие, политика и практика Константинопольской Церкви.

III

Остается открытым вопрос, участвуют ли Православные Церкви в благотворительной диаконии сегодня. Есть ли у них социальное сознание, побуждающее их на нечто большее, чем ежедневные подаяния нищим и пожертвования на праздники?

Несмотря на скептицизм одних и обвинения других и дожившее до сего дня неправильное понимание прошлого, согласно которому православных интересуют только мистицизм и загробная жизнь, статистика, факты и события в нескольких странах и регионах мира свидетельствуют о том, что происходит пробуждение социальных обязательств православных по отношению к нуждам мира. В добавление к "служению слова", как говорил апостол Павел, Церковь продолжает "служение дела" - благотворительность. Примеров тому много, и они вдохновляют, но здесь мы ограничим свои наблюдения жизнью нескольких Православных Церквей в разных частях мира. После крушения коммунизма, который ограничивал жизнь Церкви богослужением, Церкви в Восточной Европе самыми разными способами откликаются на социальные нужды и проблемы современного мира.

Возрождение православных в Албании - это настоящее чудо. После крушения коммунизма и многих лет мученичества христиан в этой стране Церковь сегодня восстанавливает или строит новые храмы; открыта семинария; на смену старым пришли молодые и более образованные священники; образуется множество новых приходов. Если говорить о нашей теме - благотворительности, после экономического кризиса 1997 года, уничтожившего сбережения многих людей, выступила именно Церковь и предложила финансовую помощь более, чем 25,000 человек. В 1999 году, во время бомбежек Югославии, Церковь помогла 32, 000 беженцев, прибывших в Албанию, независимо от их религиозных убеждений. Семинаристы временно прекратили занятия, чтобы помочь нуждающимся.

С 1997 года Православная Церковь Болгарии являет новую жизненную силу и пользуется новыми возможностями. Она начала развивать диаконию в различных областях общественной жизни, в том числе направляя священников в тюрьмы и больницы.

В опубликованной в Афинах в 2001 году прекрасной и информативной книге "Свидетельство любви" рассказывается, рассказывающие о благотворительной и социальной деятельности Элладской Православной Церкви. Она начинается с послания Архиепископа Христодула, задающего тон в теории и практике благотворительности. Он отвечает на вопрос, почему бедный и нуждающийся, больной и одинокий, безработный и бездомный - наш брат.

Элладская Церковь содержит несколько благотворительных учреждений, в том числе больниц, приютов, общежитий для нуждающихся студентов, психиатрических больниц и т.д. Но ее благотворительное служение простирается за пределы Греции. Большая помощь направляется в другие страны на нужды жертв голода, землетрясений, наводнений и гражданских войн. При всем уважении к каждой из Православных Церквей в силу ее истории, опыта и экономических возможностей, благотворительное служение Церкви в Греции может быть образцом для других.

Начиная с набегов арабов с VII по IX век и до турецкого вторжения в 1974 году, Православная Церковь Кипра подвергалась преследованиям, испытаниям и бедствиям. Будь то при арабской, франкской, венецианской, оттоманско-турецкой или британской оккупации, Церковь страдала от угнетения и ограничительных законов, не позволявших ей свободно выполнять свои социальные задачи. Тем не менее, в трудном политическом положении, в котором оказался остров, именно Церковь помогала бедным, больным и слабым решать их духовные и материальные проблемы. После турецкого вторжения 1974 года тысячи беженцев нашли защиту и помощь у Церкви. Во времена кризисов именно Церковь, как мать, всегда быларядом со своими чадами.

В течение нескольких лет Православная Церковь Румынии несла крест мученичества и оставалось в подчинении у диктаторского государственного режима. Несколько представителей духовенства пострадали от преследований, потому что выступали против режима, который разрушил несколько храмов и вмешивался в дела Церкви. Одним из обнадеживающих явлений в Православной Церкви в Румынии является вклад ее богословов в лучшее понимание Церкви как служительницы. Работа Епископа Антония Пламаделы способствовала возрождению нравственного и социального богословия Церкви и расширению благотворительной деятельности Румынской Православной Церкви. В своей книге "Церковь служащая" Епископ Антоний системно разработал тему необходимости для Церкви подражать своему Учителю, Который вочеловечился "чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих" (Мк. 10:45).

Еще совсем недавно русские ученые, богословы и историки возлагали вину на Византию за социальные пороки дореволюционной России. Отсутствие у Русской Православной Церкви социального сознания приписывалось социальной этике, унаследованной от Элладской Церкви. Теперь времена изменились. Сегодня мы знаем гораздо больше о практических аспектах жизни византийской Церкви, а также об отношении Русской Православной Церкви к обществу и его проблемам.

Критика Православной Церкви в России со стороны видных интеллектуалов, таких как Владимир Соловьев и Николай Бердяев, которые подчеркивали несостоятельность Церкви и необходимость социального христианского движения, нашла поддержку у Алексея Хомякова. Словами отца Георгия Флоровского, "главный упор" Хомяков делал на то, что "Церковь является братством, скрепленным верой и любовью..., что духовное братство должно обязательно распространяться на всю область общественных отношений. Общество само должно быть перестроено в братство".

Из многих лет преследований и изоляции при коммунистическом режиме Православная Церковь в России вышла с новой жизненной силой и обнадеживающими перспективами. Среди прочих отделов у нее есть Отдел благотворительности и социального служения. Он ведет несколько медицинских программ, позволяющих нуждающимся бесплатно проходить медицинское обследование и лечение. В случае стихийных бедствий и в районах конфликта Церковь в состоянии предоставить гуманитарную помощь. Братства и сестричества в епархиях и на приходах привлекают верующих к религиозно-просветительской и благотворительной работе.

Недавно опубликованный документ "Основы социальной концепции Русской Православной Церкви" призван стать руководством для церковных учреждений. Помимо прочих важных элементов этот документ содержит жизненно важные суждения Русской Православной Церкви о богословии и благотворительном служении.

Православная Церковь в Сербии, сильно и несправедливо критикуемая и унижаемая светскими и инославными средствами информации последние десять лет, имеет специальный отдел - гуманитарную организацию Сербской Православной Церкви "Филантропия". Она была создана в 1992 году в качестве ответа Церкви на растущие нужды страны. Она получает пожертвования из различных источников и распределяет помощь на основе потребности в ней независимо от расы, пола, национальности, этнического происхождения или религиозной принадлежности человека. Кроме распределения помощи, этот отдел занимается пастырским окормлением и другими видами благотворительности.

Не менее важными были обращения Церкви к диктатом Югославии с требованием уйти в отставку и призывы к сербскому народу к мирному ответу в ситуации конфликта, миру и христианскому поведению.

Одной из многообещающих и в высшей степени вдохновляющих всеправославных инициатив в области служения и благотворительности является деятельность организации "Международная православная христианская благотворительность" с центром в Балтиморе, штат Мэриленд, США. Это официальное благотворительное агентство православных христиан, поддерживаемое Постоянной конференцией православных епископов в Америке (SCOBA). Его задача состоит в том, чтобы "помогать людям во время стихийных или техногенных бедствий и после них; помогать общинам преодолевать последствия войны, бедность, болезни и голод и направлять средства Православной Церкви на созидание более справедливого и спокойного мира". Эта организация оказывает благотворительную помощь людям во всех уголках мира - в Боснии-Герцеговине, Сербии, Румынии, Ливане, Республике Грузия, Ираке, Аргентине и других. Большим достижением этого агентства является усиление православной социальной благотворительной деятельности в Соединенных Штатах.

Итак, несмотря на критические годы для всех Православных Церквей в XX веке - две мировые войны, нацистская оккупация, фашисты и коммунисты - православие вышло из них обновленным и с надеждой на лучшие дни для его верующих и для всего человечества. Мы все больше и больше осознаем, что есть много людей, но только одно человечество, и каждый бедный, больной, бездомный, раб, пленник, преследуемый и лишенный - наш брат или наша сестра.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Все мы знаем, что православие одно, но есть Православные Церкви. Православие никогда не было монолитным и единообразным. Для него характерно единство в вере, но многообразие в других областях церковной жизни. Есть различия и в понимании и практике благотворительности.

Разумеется, в истории православия есть светлые страницы, но есть и темные. В силу особого исторического опыта - можно говорить о превратностях судьбы - православие часто оказывалось неспособным дать системный ответ на социальные вопросы, такие как расизм, война и мир, социальная справедливость и политическое угнетение. Тем не менее, сегодня православных очень беспокоит, что происходит здесь и сейчас, социальные улучшения и оздоровление нашей земной жизни. Когда некоторые православные не поднимают голос протеста против расизма, несправедливости, они предают этос своей Церкви. Но когда их беспокоят современные социальные проблемы, они находятся в полном согласии с природой и характером своей Церкви в истории.